Каждый ведёт свою борьбу.

Десятый час ночи. Лежу в кровати, почти сплю. Звонок. Выгребаюсь из под одеяла и несу себя в консульту. Ночью мы принимаем только неотложных пациентов.
Лиза уже впустила и принимает – мужчина лет пятидесяти с приступом панической атаки.

— Докто́ра, у меня сердце выпрыгивает из груди, мне трудно дышать, что-то стучит в голове. Я умираю, да, я сейчас умру, докто́ра?
— Нет, вы не умираете. Да, у вас немного повысилось давление, у вас чуть чаще бьётся сердце, но не настолько, чтобы умереть. Вы не умираете.

Ищет в базе историю болезни, находит. Мужчина здесь не в первый раз, уже приходил с похожей жалобой около четырёх месяцев назад. Рассказывает, что тогда у него умерла корова. Ему стало так плохо, что он почти перестал спать, начались приступы удушья и страх смерти.
В нашей клинике ему подобрали антидепрессанты и после их приёма на какое-то время он снова смог спать нормально. Сейчас симптомы вернулись.

Замолкает, смотрит в кирпичный пол.
Я тоже смотрю в пол и думаю.

Думаю о том, как хорошо, что в эту дождливую ночь у его юных сыновей нашлись силы и машина привезти его сюда. Думаю о том, как ему повезло, что в такой тяжёлый момент рядом с ним сидит эта красивая девушка и, из каких-то несуществующих последних сил, самым твёрдым голосом обещает, что сейчас он не умрёт. Думаю о том, что собираясь сюда, меньше всего я ожидала встретить жалобы на душевную боль, а вот же – почти каждый пятый пациент с ними. Неумело, по-детски формулируют они эти жалобы:

— Докто́ра, я работаю и мне так грустно, что не могу дальше работать.
— Докто́ра, я проснулась, посмотрела на одежду и не смогла одеться.
— Докто́ра, я подумала о сыне, который умер и мне стало больно.
— Докто́ра, я не хочу кормить своих детей. И себя не хочу.
— Докто́ра, я умру, да?

Они выходят из клиники с пакетиками таблеток и уверенностью, что умрут не сегодня.
Они выходят жить. Хотя бы сегодня.